Убывающий мир: история «невероятного» в позднем СССР - Алексей Конаков
2) гипотезы и теории, регулярно возникавшие в недрах «советского невероятного», часто оказываются очень интересными сами по себе. Качество такой интересности, по нашему мнению, и есть главная (необходимая и достаточная) причина для изучения не только советской уфологии или советской теории палеовизита, но вообще любого на свете объекта.
Меридиан «А» (имени М. М. Агреста)
Меридиан имени Матеста Менделевича Агреста – это меридиан, пересекающий проявления «советского невероятного» в области исследований, проектов, фантазий и умозрений, связанных с космосом. Здесь нужно отметить, что хотя космическая эра началась только в 1957 году и в массовом сознании ассоциируется с хрущевской оттепелью, в действительности она была порождением сталинизма. Как указывает Мишель Смит, уже в тридцатые годы ракетная техника занимала «центральное место в городском пространстве Москвы: с лекциями и выставками в парке имени Горького, в городском Планетарии, в холле здания Гражданского Воздушного Флота (Аэрофлот), в штабе Красной Армии»[36]. Сам термин «космонавтика» появляется в русском языке в 1937 году благодаря работе Ари Штернфельда «Введение в космонавтику»[37]; в 1935 году выходит десятым изданием книга Якова Перельмана «Межпланетные путешествия»[38]; в тридцатые же годы начинает оформляться и советский культ Константина Циолковского, объявленного «патриархом авиации и пионером астронавтики»[39]. Увлечение ракетной техникой корреспондирует с общей воинственностью сталинизма и его склонностью к экспансии: «штурм небес» (который вели авиаторы), «штурм Севера» (которым занимались полярники) и «штурм недр» (осуществляемый геологами) должны быть продолжены грандиозным «штурмом Вселенной»[40]. Удивительные настроения той эпохи – когда дети писали письма «дедушке Циолковскому»[41], на русский переводили «Полет в мировое пространство» Макса Валье[42] и «Проблему путешествия в мировом пространстве» Германа Поточника[43], а отечественные авторы создавали брошюры вроде «Зачем большевики летают в стратосферу»[44], – были заслонены начавшейся в 1941 году войной; но уже во второй половине сороковых новое поколение технических специалистов возобновит дискуссии о космических ракетах и реактивных двигателях. Следует подчеркнуть, что для множества молодых ИТР, восстанавливающих страну после Великой Отечественной войны, тема космоса – это, прежде всего, тема ракет, создаваемых в оборонных целях, а как раз рождающееся в те годы «советское невероятное» с самого начала отмечено знаками милитантности.
Глава 1. Софт-милитантность «невероятного»
Тремя важнейшими оборонными задачами, стоявшими перед СССР в 1945 году в контексте начинавшейся холодной войны, были разработка 1) атомного оружия, 2) ракетных носителей и 3) системы противовоздушной обороны[45]. Каждая из этих задач (для решения которых привлекались тысячи научно-технических специалистов) по-разному повлияла на контуры «советского невероятного»: создание ракет привело в конце концов к полету Юрия Гагарина и к мечтам о покорении других планет; развитие радиолокации, необходимой для нужд ПВО, оказалось полезно при поиске сигналов от внеземных цивилизаций; но парадоксальнее всего проявила себя в дискурсе о «невероятном» тема атомной бомбы.
Казалось бы, атомная бомба не связана с космосом напрямую, однако именно шок от атомных бомбардировок Соединенными Штатами Хиросимы и Нагасаки лежит в основе целой области «советского невероятного», ярко засиявшей в 1947 году. И если в самих США в этот год говорили о «летающих тарелках», увиденных Кеннетом Арнольдом, то жителей Москвы будоражила публичная лекция «Загадки Тунгусского метеорита», которую читал в Московском Планетарии молодой астроном Феликс Зигель. Планетарий вообще являлся чрезвычайно притягательным местом; как вспоминал астроном Александр Гурштейн: «В те годы в умах московских школьников царили два блистательных лектора – доцент Феликс Юрьевич Зигель (1920–1988) и Юрий Фомич Метт <…> [Зигель] доказывал, что Тунгусское падение – это авария межпланетного транспортного корабля инопланетян. Его лекция в Планетарии на эту тему строилась на основе как бы случайного спора со случайными зрителями (подставной партнер играл военного, утверждавшего, что взрыв на Тунгуске похож на атомный взрыв в Хиросиме). Лекция имела оглушительный успех, лишние билеты в Планетарий спрашивали за несколько троллейбусных остановок»[46]. Впрочем, автором постановки являлся не Зигель, а его старший товарищ, писатель-фантаст Александр Казанцев. Впервые Казанцев высказал свою идею в декабре 1945 года на собрании московских писателей, а в 1946 году опубликовал ее в журнале «Вокруг света» в форме фантастического рассказа «Взрыв». Важно здесь то, что исходный импульс, породивший в итоге и рассказ в журнале, и лекцию в Планетарии, датировался совершенноточно – 6 августа 1945 года:
…дождливым августом 1945 года я услышал по трофейному радиоприемнику сообщение на английском языке о том, что на Хиросиму сброшена атомная бомба. Потряс и сам факт бесчеловечного уничтожения мирного населения города, и подробности взрыва: ослепительный шар ярче солнца, огненный столб, пронзивший облака, черный гриб над ним и раскаты грома, слышные за сотни километров, сотрясения земной коры от земной и воздушной волн, отмеченные дважды сейсмическими станциями. Все эти детали были знакомы мне еще со студенческой поры, со времен увлечения тунгусской эпопеей Кулика, когда тот искал в тайге Тунгусский метеорит[47].
И хотя изначально в публичном поле Казанцев подает свою идею как «фантастическую», в действительности им проведена довольно серьезная исследовательская работа; он обращает внимание на область не поваленного леса в самом центре падения Тунгусского метеорита, он консультируется по вопросам ядерных реакций с известными физиками, академиками Львом Ландау и Игорем Таммом, он учитывает результаты экспедиции Леонида Кулика (первого исследователя Тунгусского метеорита, погибшего на фронте) и работы известного астронома, академика Василия Фесенкова, он сравнивает сейсмограммы тунгусской катастрофы и атомных взрывов в Японии: «Они оказались похожими, как близнецы»[48]. Кроме того, ни кратер от падения, ни осколки самого метеорита не были найдены – все вместе это позволяет Казанцеву предположить, что в 1908 году в воздухе над Тунгуской взорвался инопланетный корабль, оборудованный атомными двигателями. Впрочем, хотя заключительный пуант о потерпевшем крушение космическом корабле пришельцев очень эффектен («Не исключена возможность, что взрыв произошел не в урановом метеорите, а в межпланетном корабле, использовавшем атомную энергию»[49]) и порождает множество горячих откликов, все же для самого Александра Казанцева Тунгусский метеорит является способом говорить об атомной угрозе (как раз нависающей над СССР) – причем разговор этот может вестись в разных регистрах, от обсуждения отдельных технических решений («Да, самое трудное, что американцам пришлось сделать, – это затормозить нейтроны. И в этом они вряд ли обошлись без тяжелой воды»[50]) до мрачного живописания последствий произошедшей катастрофы: «небывалые разрушения и настоящее землетрясение», «ослепительный шар газов, раскаленных до температуры в десятки миллионов градусов, который превратился затем при
